Русский гений – Ломоносов Михаил Васильевич

MAImage7ee69b08 e12b 416a 8281 ccb7ae7eeda7 slide b3a9efbc-bb80-4ea2-a3ea-3d68b068ed6b 0Чтобы люди веровали, знали о бессмертии своих душ, о возмож­ности духовного и творческого роста, Бог постоянно посылает на землю святых проповедников и добрых великих гениев, из коих Ми­хаил Васильевич Ломоносов едва ли не самый великий. Он родился в Михайлов день, 8 ноября (ст. ст.) 1711 г., в деревне Денисовке Ар­хангельской губернии (скончался 4 апреля 1765 г.).

Первым его учителем грамоте был дьячок местной приходской церкви. Отрок Михайло был «охоч читать в церкви псалмы и кано­ны и жития святых… и в том был проверен». А сам он вспоминал потом, что «учинился, ко удивлению всех, лучшим чтецом в приход­ской своей церкви». Дальнейшее образование Михайло продолжал самостоятельно по «Грамматике» М. Смотрицкого и «Арифметике» Л. Магницкого, которые потом уже профессор М.В. Ломоносов назвал «вратами своей учености». Прочитав все, что ему было доступно, и почти все выучив наизусть, юноша, презрев выгоды, которые ему сулили скорая женитьба и отцовское наследство, принял решение тайно покинуть родной дом и идти в Москву, где не знали, что он крестьянин.

В январе 1731 г. Ломоносов поступил в Славяно-греко-латинскую Академию при Заиконоспасском монастыре в Москве. Поразивший всех своими способностями, он проходил два курса за год, и уже в декабре 1735-го, в числе 12-ти лучших студентов, отправился для продолжения образования в Петербургскую Академию. Через во­семь месяцев трое лучших слушателей Академии были направле­ны в Германию для изучения там, прежде всего, химии, горного дела и металлургии. В этот период, с конца 1736 г. по июнь 1741-го, он написал ряд серьезных научных работ.

Еще в Марбурге он начал разрабатывать способы приложения математики к химии и физике. К этому времени за Ломоносовым уже вполне прочно установилась репутация поэта, и его оды, сочинявшие­ся при всяких торжественных случаях, доставили ему известность при Дворе, за что впоследствии был назван «отцом русской поэзии». И тогда же, в отрыве от Родины, Ломоносов проникся небывалой силой идеями русского патриотизма, которые пронес через всю свою жизнь. Он исполнился чувства неоплатного долга перед собственным народом и служение Отечеству стало святой целью его жизни.

По мнению исследователей творчества Ломоносова, всю его науч­ную деятельность можно разделить на три периода. До 1748 г. проис­ходило становление великого ученого-энциклопедиста, и занимался

он, главным образом, теоретическими исследованиями по физике.

С открытием в 1748 г. первой научной химической лаборатории в Петербурге начался второй период деятельности Ломоносова. Работая в лаборатории, Михайло Васильевич в 1749 г. закончил два фундаментальных труда: «Опыт теории упругости воздуха» и «Прибавление к размышлениям об упругости воздуха». В этих ис­следованиях он упредил развитие науки на столетие вперед, а базой для этих работ послужил им же (Ломоносовым) сформулированный в 1748 г. «Всеобщий закон природы» — закон сохранения материи и движения. «Всеобщий закон» Ломоносова служит одним из лучших доказательств бытия Бога. Поскольку от сотворения мира вся приро­да, как создание Божие, едина.

В этот период Михайло Васильевич явил себя как гениальный хи­мик, физик и создатель новой науки физической химии. Так он сам назвал ее, читая лекции студентам: «Химия моя физическая… (Она) есть наука, объясняющая на основании положений и опытов физики то, что происходит в смешанных телах при химических операциях…»

В третьем периоде своего творческого пути, начиная с 1753 г., Ломоносов-теоретик переходил к прикладным научным разработкам, становился технологом, изобретателем, художником, историком, гео­графом, геологом, этнографом и социологом, и в целом — великим государственным мужем.

Первые исследования, им предпринятые, касались производства мозаичных картин. По мысли Ломоносова, мозаичные картины должны были складываться из кусочков разноцветных стекол. В 1753 г. он получил для стеклянного завода в Капорском уезде Санкт-Петербургской губернии пять деревень, 211 душ крестьян и около 9000 десятин земли, выходившей на море.

Летом того же года Ломоносов приступил к постройке стеклян­ного завода в Усть-Рудицах, который и был закончен в 1754 г. Там он открыл производство стеклянных украшений, посуды, мозаичной смальты и в том числе оптических стекол. В 1756 г., среди десятка принципиально новых оптических приборов, Михаил Васильевич со­здал свою знаменитую «ночезрительную трубу», а затем (1762 г.) — зеркальный телескоп с новым типом отражателя.

Б.Н. Меншуткин (1874-1938) — выдающийся химик и историк химии, профессор Петербургского политехнического института, впервые перевел с латинского языка на русский большинство физико-химических диссертаций Ломоносова. Его статьи сделали труды Ломоносова достоянием мировой науки. И подобно тому, как мы видим в лице его основателя химии и физики в России, точно так же он является и родоначальником русской минералогии и геологии.

Для распространения просвещения в России Ломоносову приходилось приискивать не существовавшие до него в русском языке научные слова. Эти выражения и термины вполне вошли в научный обиход, так что Ломоносов является творцом основ нашего научно­го языка.

Как известно, письменность была принесена в Россию в конце X или в начале XI века в виде Евангелия и других священных книг на церковнославянском языке — языке, понятном русскому народу, но не родном, так как разговорный, национальный русский язык отличался от него в то отдаленное время словами, оборотами, грам­матическими формами. С течением времени язык разговорный по­степенно развивался, обогащался новыми словами (взятыми нередко из церковнославянского языка) и оборотами речи. Язык церковнос­лавянский тоже изменялся, но меньше, понемногу утрачивая свою чистоту, так как в нем появлялись слова и обороты, заимствованные из русского, и к началу XVII века он стал смесью церковнославян­ского и русского языков.

В этом веке, столь обильном в истории России всевозможными переворотами и событиями, русский язык, до сих пор бывший обособ­ленным от западноевропейских влияний, наполнился, особенно в Смутное время, иностранными словами и оборотами, главным обра­зом польскими и латинскими. В эпоху преобразований при Петре I русский язык переполнился самыми разнообразными немецкими, голландскими и другими иноземными словами. В нем не стало пра­вильного правописания, и грамматические обороты его совершенно произвольно складывались. Язык, по меткому выражению Ломо­носова, представлял собою почти всегда «дикие нелепости слова».

Для того чтобы создать письменный русский язык, сделать его пригодным для выражения всевозможных мыслей, требовался гений. Этим гением и явился Ломоносов потому, что, имея пламенную веру и страх Божий — начало премудрости, никогда не был ни идолопо­клонником, ни человекоугодником.

В языке церковнославянском Ломоносов видел основание для языка русского — как в смысле источника для пополнения его новы­ми словами, так и в качестве основы грамматических правил; по его мнению, только тот может правильно писать по-русски, кто тщательно изучил церковнославянские книги.

Для преобразования русского литературного языка Ломоносов прежде всего определил взаимоотношения русского и церковно­славянского языков и строго разграничил тот и другой. Затем он ста­рался освободить русский язык от накопившихся в нем варваризмов (слов из чужого языка, нарушающих чистоту родной речи) и иностран­ных слов и обогатил его новыми словами из лексического материала, представленного органическим процессом жизни родного языка. Его неологизмы (новые слова или новое значение старых) были вполне понятными для русского, совершенно соответствующими складу и духу нашего языка, поэтому наш язык не потерял от них своего об­лика, но становился богаче и красивее.

Сам Ломоносов вполне это понимал и писал еще в 1739 г.: «Я не могу довольно о том нарадоваться, что российский наш язык не токмо бодростию и героическим звоном греческому, латинскому и немецкому не уступает, но и подобную оным, а себе купно при­родную и свойственную версификацию иметь может». А в другом месте Ломоносов высказывал: «Карл Пятый, Римский Император, говаривал, что Испанским языком с Богом, Французским — с друзья­ми, Немецким — с неприятелями, Итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он Русскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие Испанского, живость Французского, крепость Немецкого, нежность Итальянского, сверх того богатство сильную в изображениях краткость Греческого и Ла­тинского языков… Меня долговременное в Российском слове упражне­ние в том совершенно уверяет».

Ломоносов также дал столь необходимые для всякого письменного языка правила русского правописания и грамматики в своей «Рос­сийской Грамматике», являющейся результатом долголетнего труда, законченной в 1755 г. Михаил Васильевич ограничился скромной задачей — точно и метко объяснять для употребления свою родную речь. Грамматика Ломоносова, как первая, долгое время служила образцом для всех последующих, была издана при жизни и после кончины ученого 11 раз и переведена на немецкий, французский и новогреческий языки.

Академик Я.К. Грот заканчивал обзор ее словами: «Русские вправе гордиться появлением у себя, в средине XVIII столетия, такой грам­матики, которая не только выдерживает сравнение с однородными трудами за то же время у других народов, давно опередивших Россию на поприще науки, но и обнаруживает в авторе удивительное понима­ние начал языковедения». Ломоносов дал русскому языку самобытное место, доставил ему права гражданства в ряду других письменных языков. Эта заслуга Ломоносова перед всем русским народом являет­ся неоценимой, и мы все и теперь продолжаем пользоваться пло­дами его трудов, можем видеть красоту и мощь русского языка.

В 1758 году Ломоносов опубликовал «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» — документ, можно сказать, программный. В ней он писал: «Рассудив таковую пользу от книг церковных славенских в российском языке, всем любителям отече­ственного слова беспристрастно объявляю и дружелюбно советую, уверясь собственным своим искусством, дабы с прилежанием читали все церковные книги… Отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чуждых языков, и Российской язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословением Божиим на Славенском языке украшаться будет».

Ломоносовская реформа определила пути развития русской ре­чи, и дальнейшие преобразователи ее шли по указанному Ломоно­совым пути.

И литературная реформа Ломоносова вся проникнута националь­ными началами и верна историческим преданиям русского народа, так как тонический размер (определенное чередование ударных и неударных слогов) издавна господствовал в русских народных песнях. Ломоносова-поэта неизменно восхищала «языка нашего небес­на красота». И он ревностно трудился на ниве словесности. Он знал, что упадок славянского «глубокословия» чреват для русской речи опасностью скатиться к низкому ее употреблению.

Ломоносов на деле показал, насколько новая стихотворная фор­ма отличалась от прежней и насколько тонические стихи лучше силлабических, основанных на определенном количестве слогов. В поэтических творениях Ломоносова язык гораздо свободнее, из­ящнее, совершеннее, чем в похвальных словах и рассуждениях на научные темы, и в стихах его уже ясно обнаруживается музыкаль­ная сторона русского языка, столь ярко проявившаяся в поэтических произведениях позднейшего времени; нечего и говорить, что до него музыкального русского стиха не существовало.

Со времени создания «Повести временных лет» и «Слова о полку Игореве» вплоть до середины XVIII века никто из наших писателей не потратил столько поэтических усилий на борьбу за подъем нацио­нального самосознания, сколько потратил Ломоносов.

Ломоносов, несомненно, в душе был поэтом, как это видно по многочисленным, истинно поэтическим местам его стихотворений и по таким произведениям, как Утреннее… и Вечернее размышления о Божием величестве.

Мощный идейный заряд, заложенный в Ломоносовской поэзии и заключенный большей частью в оболочку торжественной «похваль­ной» оды (ода происходит от греческого слова, означающего песнь.), он шел прежде всего по своему официальному назначе­нию: оды были прямым обращением к царям и царицам. Мастерство, которым Ломоносов овладевал с каждым годом все лучше и которое довел очень скоро до совершенства, заключалось в том, чтобы об­лекать в форму придворной похвалы то деловую просьбу, то политический совет, то политическое же предостережение; и нет сомнения, что тогдашние правящие круги видели в одах Ломоносова далеко не бездейственное оружие.

Через головы царей и вельмож устанавливалось литературное со­прикосновение Ломоносова с теми читающими русскими людьми, из чьих голосов слагалось тогдашнее общественное мнение. И выходи­ло, что Ломоносов обращался в своих стихах не только к царям и их ближайшему окружению, а ко всему народу. И если формой такого обращения оказывалась чаще всего придворная «похвальная» ода, то это объяснялось, что при тогдашних условиях это была наиболее доступная и наиболее удобная форма печатного общения с публикой по вопросам идейного характера.

В своих одах автор нередко отступал от тех требований, которым должны удовлетворять такого рода произведения, и проводил всюду, где возможно, одну основную мысль, а именно — стремление к благу, к счастью русского народа. Идеалы Ломоносова, как-то: милостивое правосудие для всех, отмена смертной казни, широкое распростране­ние просвещения — высказывались им все яснее и бесстрашнее по мере того, как крепло его положение, так что оды иногда служили ему орудием для публицистической и общественной деятельности.

 

Велико есть и знатно дело

Сердца народа привлещи.

                                                          (Ода 1746 г.)

 

«Сердца народа» оказались несомненно «привлечены» его стиха­ми; народ еще при жизни Ломоносова наградил его всероссийской славой.

Историко-литературное значение поэзии Ломоносова огромно. По его стихам русские люди впервые узнали, как разнообраз­но выразителен, как звучен и певуч может быть их язык: «Сие толь долго пренебреженное счастие» открыл и подарил народу Ломоно­сов. Он внедрял литературу в быт и все шире раздвигал пределы ее действия, и, проповедуя в своей поэзии всенародное просвещение, Ломоносов своей поэзией просвещал народ и на деле.

Михаил Васильевич Ломоносов — великий русский ученый-энциклопедист (равного которому мало найдется ученых во всей мировой науке) и создатель русского литературного языка — был истинным поэтом, именно поэтому его литературные теории поль­зовались такой популярностью у современников. За истекшие более чем два с половиной века литературные вкусы сильно изменились, но мысли и образы поэзии Ломоносова живы и в наши дни: местами они звучат совсем современно, местами «высокий стиль» дня нас труден и сразу не совсем доступен, но и в том и в другом случаях его произведения заслуживают внимания.

И немало поэтов посвящали ему свои благодарные строки:

 

Поэт, ученый и философ,

И друг народа весь свой век…

Таков был славный Ломоносов,

Великий русский человек!

За ним, дорогой им пробитой…

Язык наш, звучный и богатый,

Народа сильного глагол…

Окреп, украсился расцвел.

 

Преложение псалма 1

Блажен муж, иже не идет

на совет нечестивых (Пс. 1).

 

Блажен, кто злым в совет не ходит,

Он узрит следствия поспешны

Не хочет грешным в след ступать,

В незлобивых своих делах,

И с тем, кто в пагубу приводит,

Но пагубой смятутся грешны,

В согласных мыслях заседать.

Как вихрем восхищенный прах.

 

 

Но волю токмо подвергает

И так злодеи не восстанут

Закону Божию во всем

Пред Вышнего Творца на суд,

И сердцем оный наблюдает

И праведны не во спомянут

Во всем течении своем.

В своем соборе их отнюд.

 

 

Как древо, он распространится,

Господь на праведных взирает

Что близ текущих вод растет,

И их в пути Своем хранит;

Плодом своим обогатится,

От грешных взор Свой отвращает

И лист его не отпадет.

И злобный путь их погубит.

 

 

Преложение псалма 26

Господь просвещение мое

и спаситель мой, кого убоюся (Пс. 26).

 

Господь — Спаситель мне и свет:

Ко свету Твоего лица

Кого я убоюся?

Вперяю взор душевный

Господь Сам жизнь мою блюдет:

И от всещедрого Творца                        

Кого я устрашуся?

Я приемлю луч вседневный.        

 

 

Во злобе плоть мою пожрать

От грешного меня раба,

Противны устремились;

Творец, не отвратися;

Но злой совет хотя начать,

Да взыдет пред Тебя мольба,

Упадши, сокрушились.

И в гневе укротися.

 

 

Хоть полк против меня восстань:

Меня оставил мой отец

Но я не ужасаюсь.

И мать еще в младенстве;

Пускай враги воздвигнут брань:

Но восприял меня Творец

На Бога полагаюсь.

И дал жить в благоденстве.

 

 

Я только от Творца прошу,

Настави, Господи, на путь

Чтобы в храм Его вселиться;

Святым Твоим законом,

И больше в свете не ищу,

Чтоб враг не мог поколебнуть

Как в оном веселиться.

Крепящегося в оном.

 

 

В селении Своем покрыл

Меня в сей жизни не отдай

Меня Он в день печали,

Душам людей безбожных,

И неподвижно укрепил,

Твоей десницей покрывай

Как злые окружали.

От клеветаний ложных.

 

 

Возвысил Он мою главу

Я чаю видеть на земли

Над всех врагов ужасных;

Всевышнего щедроты

Я, жертву принося, зову

И не лишиться николй

Ему в псалмах согласных.

Владычния доброты.

 

 

Услыши, Господи, мой глас,

Ты, сердце, духом укрепись,

Когда к Тебе взываю,

О Господе мужайся,

И сохрани на всякой час:

И бедствием не колебись,

К Тебе я прибегаю.

На Бога полагайся.

 

 

 

Преложение псалма 70

На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся в век.

Правдою Твоею избавимя, и измимя (Пс. 70).

 

В Тебе надежду полагаю,

Да в вечном сраме погрузятся

Всесильный Господи, всегда,

Которые мне ищут зла.

К Тебе и ныне прибегаю,

Да на главу их обратятся

Да ввек спасуся от студа.

Коварства, плевы и хула.

 

 

Святою правдою Твоею

Надежду крепку несомненно

Избавь меня от злобных рук,

В Тебе едином положу

Склонись молитвою моею

И, прославляя беспременно,

И сокруши коварных лук.

В псалмах и песнях возглашу.

 

 

Поборник мне и Бог мой буди

От уст моих распространится

Против стремящихся врагов.

О истине Твоей хвала,

И бренной сей и тленной груди

Благодеяний слух промчится

Стена, защита и покров.

Тобой мне бывших без числа.

 

 

Спаси меня от грешных власти

Твою я крепость, Вседержитель,

И преступивших Твой закон,

Повсюду стану прославлять;

Не дай мне в челюсти их впасти,

И что Ты мой есть Покровитель,

Зияющи со всех сторон.

Вовеки буду поминать.

 

 

В терпении моем, Зиждитель,

Тобою, Боже, я наставлен

Ты был от самых юных дней

Хвалить Тебя от юных лет,

Помощник мой и Покровитель,

И ныне буди препрославлен

Пристанице души моей.

Чрез весь Тобой созданной свет.

 

 

От чрева материя Тобою

Доколе дряхлость обращаться

И от утробы укреплен,

Не возбранит моим устам,

Тебя превозношу хвалою,

Твоя в них крепость прославляться

Усердием к Тебе возжжен.

Грядущим будет всем родам.

 

 

Враги мои, чудясь, смеются,

Твоя держава возвестится

Что я кругом объят бедой,

И правда мною до небес,

Мои же мысли не мятутся,

О Боже, кто Тебе сравнится

Когда Господь — заступник мой.

Великим множеством чудес?

 

 

Превозносить Твою державу

Ты к пропасти меня поставил,

И воспевать на всякой час

Чтоб я свою погибель зрел;

Великолепие и славу

Но скоро, обратясь, избавил

От уст да устремится глас.

И от глубоких бездн возвел.

 

 

Во время старости глубокой,

Щедроту Ты Свою прославил,

О Боже мой, не отступи,

Меня утешить восхотел,

Но крепкой мышцей и высокой

И скоро, обратясь, избавил

Увядши члены укрепи.

И от глубоких бед возвел.

 

 

Враги, которые всечасно

Среди народа велегласно

Погибели моей хотят,

Поведаю хвалу Твою

Уже о мне единогласно

И на струнах моих всечасно

Между собою говорят:

Твои щедроты воспою.

 

 

«Погоним; Бог его оставил;

Уста мои возвеселятся,

Кого он может преклонить,

Когда возвышу голос мой,

От нас бы кто его избавил?

И купно чувства насладятся

Теперь пора его губить».

Души, спасенныя Тобой.

 

 

О Боже мой, не удалися,

Еще язык мой поучится

Покрой меня рукой Своей

Твои хвалити правоты,

И помощь ниспослать потщися

Коварных сила постыдится,

Беспомощной душе моей.

Которы ищут мне беды.

 

 

 

* * *

Кто хочет большим быть,

Тот должен всем служить.

 

Ломоносов был прежде всего ученый, любивший и изучавший природу, потому с большею охотою занимался естественными, чем словесными науками. И это обстоятельство также наложило отпеча­ток на многие его произведения, в которых указывалась польза наук. Немало отрывков разных од были посвящены надежде Оечества — юношеству: «О вы, которых ожидает Отечество от недр своих…» И нет сомнения, что высказанные здесь мысли, при широком распро­странении творений Ломоносова, принесли немалую пользу в деле просвещения русских людей XVIII века.

И прав был К. Аксаков, когда в своем большом труде «Ломоно­сов в истории русской литературы и русского языка» сказал, что его «исполинский образ возвышается перед нами во всем своем вечном величии, во всем могуществе и силе гения, во всей славе своего подвига, и бесконечно будет он возвышаться, как бесконечно его вели­кое дело».

В речи, посвященной 100-летию со дня преставления М.В. Ло­моносова, профессор О. Бодянский, филолог и историк, член-кор­респондент Петербургской Академии Наук говорил: «Сколько раз­нородных и разнообразных знаний, требующих, для отличия в них, самых решительных дарований, приковывающих навсегда к себе, и только после усиленных и долгих занятий, доставляющих… в награду некоторую долю известности! А он, сын простого помора, проведший лучшие годы молодости, помогая отцу добывать трудовую копейку, начавшись учиться, когда большинство поканчивает уже, он не только догоняет обогнавших его, но и идет в голове всех, как в школе, так равно и на поприще дальнейшей деятельности… К чему ни коснет­ся — открытие, и самое хорошее старое в руках его становится еще лучшим, а нередко принимает совершенно новый вид и кажется но­вым изобретением. На всем несомненно печать гения.

В самом деле, все починания Ломоносова обнаруживают огром­ное, необыкновенное быстрое соображение, которое охватывает рас­сматриваемый предмет со всех сторон, во всей его целости и частно­стях, в его отношениях к других в прошлом, настоящем и будущем. Нигде ни шел он битою дорожкой, но сам пролагал себе пути, не знал препятствий при решении самых трудных и сложных вопросов, творил мгновенно, как только представлялся к тому случай, не ведая напряжения, не испытывая недоверия в свою творческую силу, ис­текавшую от постоянного вдохновения…

«Борьба с гонителями наук» — вот что предпочтительно занимало Ломоносова. Он испытал на себе самом все превосходство и пользу знания, и потому всю жизнь посвятил на усвоение его, разработку и передачу другим, преимущественно же своему, как он любил вы­ражаться, Российскому роду…

Устав Академии, по коему она должна была стремиться к двум целям — совершенствованию наук и водворению их в России… В ней с самого ее основания, свила себе тепленькое гнездышко за­езжая народность, которая, забыв кто она, где и для чего призвана, вздумала распоряжаться, словно в своем доме… что все должно упо­треблять к своим выгодам, как бы то ни было вредно ближнему, или целому обществу…

Постоянною руководящею мыслию Ломоносова в его Академи­ческой борьбе было: желание очистить Академию Наук от тех беспо­рядков в ней, которые возмущали его и всех благомыслящих и истин­ных сынов Российских, чтоб она была, «не для одних чужестранных, но паче для своих; чтобы в ней происходило обучение Российского народа молодых людей, а не иных, в которых Российской Империи никакой пользы быть не может; через такие непорядки и нерадения никто из Российских людей с начала Академии не произведен», — писал он (Ломоносов) Сенату уже в 1742 году».

Вопрос об утверждении наук в России, «о научении и произведе­нии в профессорские должности Российских природных людей» был для Ломоносова наиважнейшим. Он бился за создание национальной научной школы — Университета. И его не страшили ни влияние, ни число противников «не от Российского рода», поднимавшихся про­тив него. Ведь пришельцам, смотревшим на Россию как на источник собственных доходов, и не более того, основание Русского Универ­ситета, представлялось величайшей опасностью. Поэтому все ломо­носовские предложения враги старались отвергать, саботировать, а если удавалось, то и обращать против него же, провоцируя горячего ревнителя на грубости и объявляя потом его «обидчиком» сослужив­цев, «оскорбителем начальства» и так далее. Иностранцы шли на все, лишь бы сохранить подольше свою монополию в области знаний.

Но не был бы Ломоносов «архистратигом русской мысли», если бы отступил перед противником. Он много раз докладывал самой импе­ратрице, о насущной необходимости создания Российского Универси­тета, если не в Петербурге, то хотя бы в Москве. И Университет был учрежден в 1755 году 12 января, в Татьянин день. С тех пор святая Татиана стала считаться покровительницей русского студенчества. Потом Университету в Москве присвоили имя М.В. Ломоносова. Без преувеличения можно сказать, что он стал основоположником рос­сийской науки и упорно боролся за ее приоритет в мире.

Как историк России, Ломоносов ставил перед собой задачу: «Коль великим счастием я себе почесть могу, ежели моею возможною способностию древность Российского народа и славные дела наших государей свету откроются». Он был уверен, что нельзя отдавать на откуп иностранцам, недругам русского народа самую патриотическую науку, какой является история. Великий русский ученый считал, что историк должен быть, прежде всего, гражданином своей страны и про­славлять свое Отечество, воспитывать народ в духе любви к Родине. Ломоносов, как видно, и ныне слишком знаковая (исключительно значимая) фигура России, о которой говорят немного.

 

Литература:

1. Меншуткин Б.Н. Михайло Васильевич Ломоносов. Поэзия с биографическим очерком. — СПб.: Общество памяти игумений Таисии, 2011.

2. Михайлов Г. Архистратиг русской мысли. — СПб.: Общество памяти игумений Таисии, 2010.

3. Порохин С.А. Юбилей Ломоносова и современность. — Общественно-политическая газета «Русский вестник», № 23 (833), 2011.