Проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века», подготовленный Межсоборным присутствием РПЦ, собрал уже немало откликов. Предлагаем читателям нашего портала мнение об этом документе протоиерея Сергия Правдолюбова, настоятеля московского храма Живоначальной Троицы в Троице-Голенищево.

Правдолюбов Сергий, протоиерей

Проект, предложенный ныне на обсуждение, затрагивает не частные вопросы исправления церковнославянского языка и прояснения якобы «непонятных» мест церковнославянского богослужения. Это – начало процесса разрушения православной традиции во всех сферах церковной жизни: в богослужебном языке, в литургическом уставе, в церковном Предании. Остановить этот разрушительный поток обновлений и «реформ» будет крайне трудно и даже, пожалуй, невозможно.

Сегодня решается один из ключевых вопросов нашей церковной жизни – вопрос о том, дерзнем ли мы сделать первый шаг по пути пренебрежения многовековыми устоями нашей Матери-Церкви, дерзнем ли встать на путь погибельный – на путь обновленчества.

Этот путь уже был пройден западными Церквями, на него вставали и Церкви славянских православных народов – болгарская и сербская, – он много раз был соблазном для Церкви греческой. Что касается последней, то греческий народ успешно противостоял этим гибельным тенденциям, сохраняя свои многовековые устои и, в частности, свой богослужебный язык, гораздо более отличающийся от разговорного греческого, чем церковнославянский – от современного русского. Церкви же тех стран, где движение по пути обновленчества все же совершилось, в полной мере познали горечь его плодов, так и не добившись желаемых результатов привлечения к себе бóльшего числа верующих.

Церковнославянский язык – это творение Божие, дарованное нам через святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и их учеников, – нам и всем православным славянским народам. Это язык, с самого начала своего сотворения преображенный Святым Духом, язык, специально созданный для молитвенного Богообщения. Это Божие чудо и Божие установление. Язык, созданный на основе одного из южнославянских говоров, становится принципиально не разговорным и, как книжный, противопоставляется разговорным славянским языкам. Язык переводов с греческого, вобравший в себя всю его богословскую глубину и красоту, преобразившись, становится красивее, звучнее, глубже и изящнее своего оригинала. На нем можно выразить самые точные и глубокие богословские понятия, самые тонкие и сокровенные сердечные движения, он прекрасен во всем – в начертании своих букв, в узорочье своих надстрочных знаков, в благозвучии своего звучащего слова. Он уникален в своем развитии, ибо его движение во времени – постоянное возвращение к своим истокам, и это позволяет сохранить в нем самые различные временные пласты, самые древние временные «срезы». Он являет собою мощную твердыню, скрепляющую в литургическом единстве все православные славянские народы, все братские славянские Церкви. Что может быть ближе литургического общения, что может быть крепче литургического единства?

Церковнославянский язык поистине – душа русского народа, хранитель его национальных корней, живой свидетель его истории, основа его литературного языка, источник его многовековой культуры, залог его будущего духовного благополучия. Ибо церковнославянский язык – тот камень, на котором построено здание нашей ментальности, культуры, духовности, традиций. Можно сказать, что церковнославянский язык – основа менталитета русского народа, ведь жизнь человека Древней Руси целиком проходила в ограде Православной Церкви, и язык Церкви был не только его языком, но и образом его мышления. Покушение на церковнославянский язык – это покушение на нашу национальную идентичность; отказаться от церковнославянского языка значит отказаться от нас самих. Поистине, упорное желание обновленцев уничтожить или «упростить» (а по сути – исказить!) церковнославянский язык равносильно желанию стереть и исказить нашу историческую память.

Не удивительно, что эта национальная твердыня, удерживающая духовные и культурные основания русского народа, сейчас терпит нападения и подвергается великой опасности. Можно с уверенностью сказать, что «незаметное» подтачивание церковнославянского языка изнутри гораздо более опасно, чем полный перевод богослужения на русский язык, ибо последнее, несомненно, сразу оттолкнет большинство верующих, а первое (т. е. русифицированный «новославянский») может быть замечено ими не сразу. Известна реакция церковного народа на появление Постной и Цветной Триодей под редакцией архиепископа Сергия (Страгородского) в начале XX века. Увидим ли мы прежнюю ревность по Бозе и прежнее благочестие в наши дни? Сейчас, когда мы вступили в эпоху глобализации и апостасии, когда Православие вновь становится верой самой ненавидимой и гонимой со стороны западного «постхристианского» сообщества, – разумно ли ломать многовековые традиции Русской Православной Церкви и сеять смущение и разлад в умах и сердцах верующих? Не об этом ли предостерегали нас великие первоиерархи нашей Церкви – Патриархи Московские и всея Руси – святитель Тихон, Пимен и Алексий II, когда писали о недопустимости реформ, в частности, в языке богослужения? О том же напоминали и наши великие святители, старцы и подвижники благочестия – свт. Филарет (Амфитеатров), прп. Макарий Оптинский, архимандрит Софроний (Сахаров), старец Иоанн Крестьянкин и многие другие. Ученые-слависты, начиная с М. В. Ломоносова и А. С. Шишкова, вот уже более двух столетий защищают церковнославянский язык от одних и тех же обвинений – в его «непонятности». Да, он действительно непонятен, ибо плотскому непонятно духовное. И не будет понятен, пока плотской человек не отринет своего плотского мудрования, не встанет на тесный путь покаяния и смирения, поста и молитвы, пока он не очистит свою душу и не обратится к Единому в Троице Богу в чистоте и простоте смиренного и верующего сердца.

Представим далее несколько конкретных замечаний по каждому пункту «Проекта Межсоборного присутствия “Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века”».

Пункт 1«Проекта…» начинается такими важными для сохранения традиции Русской Церкви словами: «Церковнославянский язык представляет собой неотъемлемую часть богослужебной традиции Русской Православной Церкви. Он вобрал в себя многие черты древнегреческого языка – языка Нового Завета и святых отцов – и особенности живой речи древних славян, и опыт святых подвижников, обращавшихся к Богу словами церковнославянских молитв.

Церковнославянский язык является общеупотребительным богослужебным языком Русской Православной Церкви. Он является не только достоянием нашей Поместной Церкви, но и общекультурной ценностью, которую следует беречь и хранить».

Этот пункт не вызывает никаких возражений.

Но при ознакомлении с последующими пунктами проекта приходится, к сожалению, констатировать его реформаторский дух в целом, что в случае его принятия неизбежно привнесет немалую смуту в умы верующих, дорожащих нашим традиционным церковнославянским богослужением.

В пункте 2 приводятся широко распространенные в последнее время высказывания святителя Феофана Затворника из собрания его писем 1898 года, в частности, следующие его слова: «Положат пусть, теперь же положат перевесть все книги заново… Перевесть не на русский, а на славянский язык».

Отметим, что, несмотря на все наше почитание этого прославленного святого и стойкого защитника истинной веры, необходимо всегда иметь в виду, в какое время были написаны эти его слова. Суждение же одного человека, даже и причисленного к лику святых, можно считать лишь благочестивым частным мнением, вполне укладывающимся в рамки «разномыслия» ап. Павла (1 Кор 11:19), высказанным в конкретных церковно-исторических условиях и применительно к данной эпохе. Однако это мнение нашего святого иерарха уже в начале ХХ века было взято на вооружение обновленцами, а в конце ХХ – начале ХХI века неообновленцы, использующие любой предлог для проведения богослужебных реформ, вновь взяли на вооружение эти слова свт. Феофана, и опять в качестве истины в последней инстанции и непосредственного руководства к действию (см., например, «Православное богослужение. Перевод на русский язык Свято-Филаретовской Высшей Православно-Христианской Школой», возглавляемой священником Георгием Кочетковым. М., 2002).

И все же я согласен с мнением святителя Феофана. В наших богослужебных книгах, конечно, возможны некоторые изменения отдельных слов. Но прежде всего, их количество незначительно, и эта замена должна иметь целью не упрощение и русификацию, а прояснение смысла, что и делали все предшествующие книжные справы. Но весь вопрос заключается в том, какие конкретно люди, – кто будет проводить такую справу? Богослужебные тексты содержат в себе всю полноту православного вероучения, и их язык может и, наверное, должен совершенствоваться для достижения максимально возможной выразительности. Однако это дело настолько тонкое и деликатное, что трудно даже представить себе, кто бы сейчас за него мог взяться. Для такой работы мало знать грамматику славянского языка, надо ещё быть знатоком церковного устава и греческого языка, разбираться в византийском стихосложении и поэтике, обладать профессиональной музыкальной культурой. Но и этого недостаточно. Надо быть глубоко укорененным в православной традиции, в церковном Предании и быть их действенным защитником. Но самое важное – надо любить церковнославянское богослужение и дорожить церковнославянским языком как неоценимым сокровищем! Однако, судя по составу Межсоборного присутствия, мы вправе сомневаться, что ответственное дело исправления отдельных слов наших богослужебных книг будет возложено на людей, дорожащих церковнославянским языком. Складывается впечатление, что заниматься «новой книжной справой» будут в основном те, кто относится к церковнославянскому языку весьма критично.

А посему любая значительная книжная справа сейчас несвоевременна, и нужно ограничиться составлением подстрочника к тем словам и предложениям, которые на слух могут показаться непонятными и невразумительными. Их церковнославянские синонимы и следует поместить внизу соответствующих страниц богослужебных книг, как это имеет место сейчас в Псалтири.

В пункте 2 упоминается также о деятельности Комиссии по исправлению богослужебных книг, учрежденной Святейшим Правительствующим Синодом и возглавляемой архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским). Однако, как известно, новоисправленные Комиссией книги были отвергнуты церковным народом, который, почувствовав, что русифицированный «новославянский» язык отличается от традиционного церковнославянского и не укладывается в церковно-певческую традицию, предпочел пользоваться книгами старыми. Следующие издания Постной и Цветной Триодей, первое из которых было осуществлено еще до революции, а второе в 1970-х годах, когда Московская Патриархия получила возможность переиздавать богослужебные книги, вышли уже в прежней, неисправленной редакции. Известны слова председателя Издательского отдела Московской Патриархии митрополита Питирима (Нечаева; † 2003) о мотивах такого выбора: «Когда мы начали издавать богослужебные книги, то стали их печатать со старых изданий, а не с тех, что были подготовлены Синодальной комиссией митрополита Сергия. Это было связано с тем, что церковная практика всё же отвергла эту справу. Я и сам не могу читать, к примеру, покаянный канон по сергиевскому изданию – там слишком сильно нарушена мелодика» («Русь уходящая». Рассказы митрополита Питирима. СПб., 2007. С. 298–299).

По моему мнению, вместо того, чтобы издавать и вводить в практику нашего богослужения Триоди в редакции Комиссии архиепископа Сергия (Страгородского) в крайне неудачном переводе, отвергнутом самим церковным народом, с искаженным текстом, на который наложила свой отпечаток назревавшая революционная эпоха, – не лучше ли издавать массовым тиражом недорогие брошюры с изложением текстов богослужений двунадесятых и великих праздников, сопровожденные необходимыми примечаниями и комментариями?!

В 4-м пункте Проекта приводятся «основополагающие принципы предстоящей работы». Остановимся на них подробнее.

Во-первых, крайне важным, если не определяющим, является вопрос, кого же предполагается привлечь в качестве исполнителей и экспертов для новой книжной справы? Читаем: «Для осуществления этих задач необходимо создание Священным Синодом рабочего органа с участием иерархов, клириков, литургистов, историков и филологов».

Возникает закономерный вопрос: «А как же простые мiряне?» Ведь это тот самый люд, ради которого сия сомнительная справа и затевается. Согласно логике составителей проекта, новоисправленные богослужебные тексты на новославянском языке должны «определяться на пригодность» для «непосвященных профанов» исключительно «литургистами, историками и филологами», но никак не самим простым верующим народом. Но я считаю, что простые мiряне обязательно должны быть в курсе конкретных действий будущих справщиков, например, через православные СМИ.

Далее. С первыми двумя подпунктами пункта 4 можно полностью согласиться:

I. Основным языком богослужения Русской Православной Церкви является церковнославянский язык. Проповедь же, которая представляет собой неотъемлемую часть богослужения, произносится на современном языке (русском, украинском, молдавском, белорусском и на иных языках народов, составляющих многонациональную паству Русской Православной Церкви).

II. В Русской Православной Церкви, с благословения Священноначалия, употребляются богослужебные тексты и на национальных языках. Эти тексты должны точно передавать смысл оригинала, быть понятными для молящихся и сохранять традицию возвышенности богослужебного языка, свойственную Православию.

Что же касается подпункта III: «Прояснение церковнославянских переводов греческих текстов прежде всего должно касаться сложных для понимания мест», то пусть сперва будущая досточтимая Комиссия по исправлению или прояснению этих «сложных для понимания мест» опубликует их полный список. Однако сей список должен быть составлен непременно с привлечением простых мiрян – прихожан православных храмов. Ибо для понимания одних верующих эти места могут показаться сложными, а для других – весьма несложными и вполне понятными. Кто будет определять «понятность» или «непонятность» того или иного текста? Где критерий «сложности для понимания»? Может быть, не так уж они и сложны, или сложны для тех лиц, которые не участвуют в православном богослужении (хотя и мнят себя участвующими, а порою и носят священный сан), а лишь на нем присутствуют?

В подпункте IV говорится: «Основное внимание следует уделить лексическому составу языка: замене полностью малопонятных церковнославянских слов, а также тех слов, которые в современном русском языке имеют принципиально иное значение по сравнению с церковнославянским». Пусть будущая Комиссия по книжной справе также представит полный список этих самых «полностью малопонятных церковнославянских слов», но при составлении этого списка участие мiрян также должно быть непременным условием. Приведенные же в проекте «малопонятные» слова, которые предлагается заменить: от лести идольския → от прельщения идольскаго; напрасно судия приидет → внезапу судия приидет; во всем угобзити → во всем ущедрити; сего ради в вас мнози немощни, и недужливи, и спят довольни → …и умирают мнозии(1 Кор. 11. 30); реть → рвение; вжиляемь → укрепляемь; возбнув → воспрянув; иногда → древле – вполне понятны и являются общеславянским достоянием, т. е. присутствуют практически во всех славянских языках.

Так называемая непонятность церковнославянского богослужения заключается не только в языке. Богослужение Православной Церкви содержит в себе всю догматику православного вероучения. Посему богослужение действительно непонятно для тех, кто не знает основ православного учения и Церковной, в частности Библейской истории.

Требующие упрощения церковнославянского языка, или даже перевода богослужения на язык русский , не только не понимают сложности задачи, но и службу понимают отнюдь не традиционно. Они думают, что это некое сообщение, которое необходимо понять тотчас и на слух, иначе не поймёшь, что будет дальше, и безнадёжно отстанешь (ведь возможности вернуться уже не будет). Этот «метод усвоения материала» им понятен с институтской скамьи, а метод церковный, известный и простой бабушке, им не преподан. Они никак не постигнут, что служба – это не лекция, обращённая к нам, а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами. Вопрос понимания службы – это не филологический и не лингвистический вопрос, это вопрос духовный.

Кроме того, есть немалые основания опасаться, что «поновление» церковнославянских малопонятных слов не остановит этот, так сказать, научно-лингвистический и духовный «прогресс»: это стремление к «пониманию смысла богослужения» не имеет предела, и поновляться будет уже обновленное, будут устраняться любые «преграды» до тех пор, пока реформаторы не добьются своей заветной цели – службы на русском языке и полномасштабной реформы православного богослужения.

«Неуместны доводы якобы непонятности для многих современных людей старого церковного языка, – писал архимандрит Софроний (Сахаров), – людей поголовно грамотных и даже образованных. Для таковых овладеть совсем небольшим количеством неупотребительных в обыденной жизни слов – дело нескольких часов. Все без исключения затрачивают огромные усилия для усвоения сложных терминологий различных областей научного или технического знания; политических, юридических и социальных наук; языка философского или поэтического, и подобное. Зачем понуждать Церковь к утере языка, необходимого для выражения свойственных Ей высших форм богословия или духовных опытов?» (Архим. Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. С. 285).

В наше время стало престижным владеть западноевропейскими языками, в особенности английским, и к этому прилагается множество усилий. А ведь усилия для изучения какого-нибудь иностранного языка неизмеримо больше тех, которые русский человек должен затратить на изучение языка церковнославянского, являющегося для него родным, ибо именно церковнославянский был положен в основание русского литературного языка и составил таким образом его высокий стиль! Необходимо всегда помнить, что перевод с церковнославянского языка на русский – это не перевод с одного языка на другой, это снижение высокого стиля русского литературного языка и приближение его к стилю обыденному.

Итак, из предложенного Межсоборным присутствием Проекта «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» полностью приемлемы только пункты 1, 5 и 6. Все остальное принимать нельзя, и никаких изменений в богослужебных книгах «малопонятных» слов производить ни в коем случае не следует. Церковнославянский синоним непонятного слова следует приводить в соответствующем подстрочнике внизу страницы.

Я внимательно ознакомился с дискуссией в интернете, развернувшейся вокруг проектов Межсоборного присутствия о церковнославянском языке, и хочу в заключение привести следующие важные слова, прозвучавшие в одном из комментариев:

Ради мира церковного принять Соборное постановление о том, что намоленный веками и спасительный для многих поколений православных людей церковнославянский язык является:

а) основным языком богослужения Русской Православной Церкви;

б) словесной иконой русского православного богослужения;

в силу чего

в) церковнославянский язык должен быть признан святыней Русской Православной Церкви, как многие храмы и иконы. В связи с этим бережное хранение церковнославянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви;

г) служение на русском языке в храмах Русской Православной Церкви – недопустимо (нарушающие этот пункт подлежат строгому прещению);

д) для понимания церковнославянских богослужебных текстов вполне достаточно комментариев в сносках (следовательно, нужно печатать отдельными брошюрами хотя бы службы двунадесятых праздников, как это происходило, например, в 1950 году, когда Московская Патриархия выпустила брошюру «Церковная служба на Успение Божией Матери», где в сносках внизу каждой страницы последования службы приводятся на русском языке пояснения некоторых трудных церковнославянских текстов). К тому же существуют церковнославянские словари, где можно при желании найти объяснения непонятных слов.

е) Необходимо признать тот факт, что церковнославянский язык– язык общения с Богом, язык соборной молитвы – является неотъемлемой частью современного русского литературного языка, его высоким стилем, а также залогом и условием самого его существования. Об этом писал еще М. В. Ломоносов: «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет».

Если же эти пункты не будут приняты в окончательную редакцию проекта, то в нынешней ситуации лучше, если этот документ о церковнославянском языке будет вовсе снят с рассмотрения.

Таким постановлением Освященный Собор архипастырей Русской Православной Церкви на многие годы внес бы желаемый всеми верными чадами мир в души верующих.