Родители нередко задают вопрос: «Как быть, если ребенок, попросив прощения, практичес­ки тут же берется за свое? Его снова наказы­вают, он опять умоляет его простить, потом опять – и так до бесконечности… Это выматы­вает нас, выматывает его, но нам никак не уда­ется выйти из замкнутого круга…»

И вряд ли удастся, если не включить такого ребенка в ситуацию. Ведь формально участвуя в ней и даже являясь, можно сказать, главным героем травмирующего сюжета, он внутренне отстранен и действует стереотипно, не вникая в смысл происходящего, повторяя одни и те же ошибки. Ситуация как бы развивается помимо его воли, сознание подавлено стихией эмоций. Ребенка, что называется, несет, как несет бур­ным потоком утлую лодочку с растерянным гребцом на борту. Взывать в такие минуты к со­вести или хотя бы к здравому смыслу («ты же себе хуже делаешь, нарываясь на наказание») обычно бывает бесполезно. Ребенок, выражаясь просторечным языком, «заходится». По сути, его обуревают страсти.

И то, что он просит прощения, ничего не зна­чит! Это типичная фигура речи, формальность, которую, как он понял, необходимо соблюсти, чтобы наказание было отменено. То есть его «прости» манипулятивно. Разве можно его сравнить с извинением самолюбивого ребенка, для которого одно это – уже серьезное наказа­ние?! Для гордеца смириться и попросить про­щения все равно, что для Маяковского «насту­пить на горло собственной песне». Когда такие дети начинают признавать свою вину, они обычно стараются не повторять проступков, дабы вновь не испытывать позора, который для них мучителен.

А тут-то совсем другой характер, и обра­щаться с ним следует по-другому. Когда сын или дочь в очередной раз придут с извинения­ми, скажите: «Я, конечно, могу тебя простить, но ведь не пройдет и получаса, как ты снова сделаешь то же самое. И мне опять придется тебя наказывать. Честно говоря, я от этого уже устала».

Ребенок, естественно, примется уверять, что он больше не будет.

–   Ну, а если будешь?

–   Не буду! Точно не буду! – уверяет вас чадо, старательно изображая паиньку. И, очень может быть, говорит это искренне. Ему сейчас действительно так кажется!

–   Ну, хорошо, – отвечаете вы. – Посмотрим.

Ждать долго не приходится.

–   Вот видишь, – делаете вы строгое лицо. –Тебя предупреждали, что так получится, а ты не верил… Но уж теперь тебе, хочешь – не хочешь, а придется придумать, как с тобой быть, если ты опять не сдержишь обещания. Ну? Как
мне поступить?

–   Не знаю.

–   Тогда иди в свою комнату и думай. Пока не придумаешь, прощения не получишь. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Вот он, ключевой момент «перевода стре­лок»! Отныне плохое поведение ребенка стано­вится его, а не вашей проблемой. До сих пор вы пытались с ней справиться в одиночку. Серди­лись, расстраивались, раздражались. А тут вы лишь очертили границы, решение же остави­ли за ним. То есть он впервые столкнулся с не­обходимостью самостоятельно расхлебывать последствия своих неблаговидных поступков. По крайней мере, вы его этим озадачили.

Теперь важно не выказывать заинтересован­ности. Если вы будете каждые две минуты за­глядывать в комнату с вопросом: «Ну что, при­думал?», ситуация опять зайдет в тупик. Ребе­нок ни в коем случае не должен ощутить, что вам его решение нужнее, чем ему самому. Если он попробует общаться с вами как ни в чем не бывало, в надежде, что прошло время и вы все позабыли, спокойно верните его к исходной точке.

Когда же «юный правонарушитель» наконец предложит какие-то санкции (вполне вероят­но, минимальные, суть не в этом), советую не спешить с амнистией, а задумчиво произнести: «По-твоему, поможет? Хорошо, давай попробу­ем. Конечно, все зависит от тебя… Но если не удастся, придется тебе придумать что-нибудь посерьезней».

Очень наглядно этот момент «перевода стре­лок» проявляется на наших коррекционных театральных занятиях, когда дети разыгрыва­ют кукольные сценки с собачками, сшитыми из двух перчаток. Каждая такая собачка наде­ляется характером, который напоминает ха­рактер ее юного хозяина. И, проявляя его, ста­вит ребенка перед необходимостью ее воспи­тывать.

Впервые столкнувшись с тем, что ему нуж­но принять какие-то меры по отношению к рас­поясавшемуся питомцу, ребенок зачастую да­же не понимает, чего от него требуют. А порой, изображая в сценке себя, но солидаризируясь с Бобиком, с которым он интуитивно чувству­ет свое сходство, может заявить, что Бобик все равно настырничал. И никто с ним ничего по­делать не мог!

– Даже ты, Кирюша? – картинно изумля­ется психолог, ведущий занятия. – Ты, его хо­зяин? Неужели он и тебя ни в грош не ставит?

Пятилетний Кирюша, только что с удоволь­ствием наблюдавший за демонстративным не­послушанием Бобика в исполнении мамы, нео­жиданно оказывается в непростой ситуации. Признать свое бессилие перед другими детьми ему неловко. Но душа-то, душа – на стороне Бобика!

– Ну, ладно, – уступает психолог, – ты до­ма вместе с мамой подумай, какие меры при­нять, чтобы Бобик больше так не хулиганил. А то он даже на тебя кидается, никакого с ним сладу нет! Сложно воспитывать непослушную собаку, да? Но ничего, ты обязательно спра­вишься, мы уверены!

И мы многократно убеждались, что когда такие дети, пусть на своем детском уровне, но все же предлагают какие-то воспитательные меры, взрослым уже гораздо проще до них «до­стучаться». Но, конечно, не надо рассчиты­вать, что тактика «сам себе воспитатель» даст мгновенный и непоколебимый результат. По­веденческие стереотипы ломать непросто, чело­век – не компьютер: вставили другую диске­ту, запустили новую программу. Так что реци­дивы тут вполне вероятны, особенно если ребе­нок импульсивен и сперва что-то делает, а по­том уже думает. Но именно так, постепенно, методом проб и ошибок вырабатываются, как сейчас принято выражаться, «навыки ответ­ственного поведения», на отсутствие которых жалуется столько родителей.

(из книги Татьяны Шишовой «Ребенок не слушается… Что делать?»)